Слабовидящим
Поиск

Полезно знать

Три законодателя и легенды века

1 октября, 17:26

Великая Казахская степь хранит в исторической памяти имена многих биев, прославившихся в разное время как судьи и трибуны своими победами и подвигами на состязательных судебных и политических процессах и на арене защиты интересов рода и отечества...

 

Три законодателя и легенды века

В центре Казахского права «Жарғы» находился особая социальная категория - би, олицетворявший судью и судебную власть, вместе с тем на определенном этапе истории соединявший в своем лице законодателя, знатока источников, правил и процедур «Степного права», поэта и оратора, а главное - убежденный-моралист и преданный принципу справедливости. В данной статье речь идет и о трех выдающихся биях - Толе бие, Казыбек бие и Айтеке бие. Документальные материалы о них ограничены. Зато сохранились устные повествования, передаваемые из поколения в поколение. Их было в прошлые века немало. К сожалению, многие из этих «архивов» уничтожены, сожжены, закопаны, просто утеряны в годы жестокого преследования, арестов, голода, духовного и материального обнищания населения Степного края, периодически повторявшиеся в особенности в XX веке.

Ограниченность документального и писанного материалов о казахской правовой культуре не должно однако порождать какое-то недоверие к сведениям, воссоздающим ее историческую картину. Следует иметь ввиду традиционность и уникальность передачи информации из поколения в поколение, а также природную приверженность и адаптацию к запоминанию исторической хроники у кочевников-казахов. «Этой исторической памятливости казахов я поражаюсь и поныне», - писал знаток психологии народа Г. Бельгер. - Лишенный в течение веков письменности, зафиксированной печатно истории, архива, надежной научной документации, кочевник придавал исключительное значение родовой памяти, родословному древу по отцовскому и материнскому линиям, знанию семейных и родственных уз, устной шежире-летописи, закрепленной, запечатленной в преданиях, легендах, притчах, фольклоре - батырских дастанах-поэмах и религиозных киссах-сказах и т.д. Именно в них заключены история, душа, ментальность народа… Казах воспитан на культивированном, поэтическом слове, оно вошло в его кровь и плоть, он знает цену ему, неизменно восторгается словом самобытным, незатертым, с подтекстом и намеками, уместным, попадающим точно в цель, сражающим наповал, вдохновляющим на подвиги, запоминающимся, как наскальная надпись. Об этом следует постоянно помнить, когда речь заходит о славных «златоустах-биях».

Великая Казахская степь хранит в исторической памяти имена многих биев, прославившихся в разное время как судьи и трибуны своими победами и подвигами на состязательных судебных и политических процессах и на арене защиты интересов рода и отечества. С именами трех выдающихся биев: Толе бия, Казыбек бия и Айтеке бия связана целая эпоха - полоса в истории Казахской степи и не только в обычно-правовой области. Они были всеказахскими государственными и судебными деятелями и авторитетами. За Толе бием закрепились слова, сказанные им о себе своим детям: «Мен болсам халық үшін жүрген адаммын» - «Меня сотворили, чтобы я служила народу». Айтеке би так обобщил свою жизнь: «Өмірім өзгенікі, өлім ғана өзімдікі» - «Моя жизнь принадлежит народу, а мне принадлежит только моя смерть». Эти слова выражают идейную установку не одиночек, они представляют фундаментальный принцип идеологии власти биев в периоды утверждения Степной демократии и законности «в древней форме» в Казахии.

Эпоха «трех биев» по насыщенности событиями считается одним из самых тяжелых и тотальных периодов в истории Казахстана. Внезапные нашествия хорошо организованных внешних полчищ восточных, жунгарских калмыков на беспечные казахские аулы, занимавшие кочевьями огромное пространство от Сибири до южных отрогов Каратау и долины Сыр-Дарьи, представляли реальную угрозу для Великой степи и вопрос «быть или не быть» ей стал вопросом глобального значения. Этот период вошел в историю Казахстана как «Ақтабан шұбырынды» - «Годами трагедии и массового переселения народа». Именно в эти годы, как никогда, общество нуждалось в авторитетных и выдающихся деятелях и организаторах. Ими были и являлись, в числе первых: Толе би, Казыбек би и Айтеке би. В том, что во главе масштабного освободительного движения народа встали эти три бия, поддержанные ханской властью, видными военачальниками (батырами) и многими другими влиятельными биями, первостепенное значение имела особая престижность и особая роль власти биев во всей общественно-политической структуре Казахии. Они вошли в историю Казахстана как «три великолепных бия», - «Атақты үш би», «три пророка» - «Үш пайғамбар» Восстановление и объединение казахских земель в границах до нашествия калмыков и их послевоенное мирное устройство связываются в большей степени с их именами. Как образно и метко сказал один известный публицист, они «в историческом сознании казахов воспринимаются как святыня, как неразрывное единство народного Духа, как воплощение духовной субстанции Казахии».

Они считали себя и были верными последователями Майкы бия, жившего в XII-XIII веках, учение и наследие которого признавались ими первоосновой судоустановления в Казахии, призванного обеспечить мир и стабилность в обществе кочевников.

Майкы би, считается и признается «отцом всех казахских биев», их родоначальником, авторитет которого в казахской правовой культуре являлся непререкаемым. Это зафиксировано во всеобщем правиле: «Түгел сөздің түбі бір, түп атасы - Майқы би» - это трудно переводимое, но понятное всем степнякам основательное выражение, которое в смысловом переводе приблизительно звучит так: «Слова и сила справедливости - основы решения конфликта - так установил Майкы би». Авторитет Майкы бия настолько был высоким, что, если судье-бию удавалось доказать, что его решение лежит в русле правил Майкы бия, то это приводило к беспрекословному его признанию сторонами и их примирению. Однако злоупотребление именем Майкы бия не допускалось. Это вело к крушению судебно-правовой карьеры бия.

Майкы би, говорят, был долгожителем (1105-1225 гг.), происходил из древнего казахского крупного родового объединения Уйсын, составившего основное формирующее ядро Старшего жуза. По отрывочным средневековым, тюркским, арабо-персидским и монгольским источникам наибольшую известность он приобрел своей службой при Чингисхане и при его потомках. В период возвышения Чингисхана он был одним из авторитетных его советников и доверенным «Тобе бием» (верховным бием) по Кипчакской степи. Чигисхан, уезжая в поход, порою оставлял его в числе временно управляющих на главной ханской ставке. Говорят, что Майкы би присутствовал при коронации девяти монгольских ханов, в том числе самого Чингисхана, его сыновей и внуков, провозглашенных ханами на различных частях Великой степи кыпчаков. В частности, он был одним из тех, кто, по древнему обычаю тюрков поднимал на белой кошме Жошы хана, сына Чингисхана, на Улытауских горах в Центральном Казахстане. Майкы би был просвещенным деятелем, владел несколькими языками, прославился в свою эпоху как приверженец и идеолог свободы Великой Степи кочевников, справедливого управления и справедливого суда в ней.

Считаются, что от Майкы бия идут фундаментальные правила, определяющие основы суда и судебной деятельности в «свободной» Степи древних и средневековых тюрков. Вот некоторые из них: «Тура биде туған жоқ», - это правило имеет глубокую рамочную мысль и может быть передано: «У справедливого бия одна вера - это справедливость». Более поздней его редакцией считается добавление « …Туғанды биде иман жоқ» - «би-судья, имеющий пристрастие к своим родственникам, разрушает святость своего сана»; «Әділ би қара қылды қақ жарған» - смысловой перевод: «Искусство бия состоит в том, что он при решении судебного дела поступает так, как бы он тонкий волосок делит на равные две части». Эти и другие дошедшие до нас отдельные установления, приписываемые Майкы бию, выражают принципы правового поля, характерные для свободной зоны Великой Степи. Майкы би большую часть жизни проводил в Степи, населенной тюркоязычными кочевыми сообществами, как входившими в состав Империи Чингисхана и его потомков, так и оставшимися вне нее.

Толе би, Казыбек би и Айтеке би были верховными биями в трех казахских жузах: Толе би в Старшем жузе, Казыбек би в Среднем жузе, Айтеке би в Младшем жузе. Тауке хан, пытавшийся распространить свою власть на весь Казахстан (первая четверть XVIII века) и встать во главе объединительного движения, на одном из народных съездов вблизи Туркестана официально признал и провозгласил их правителями в своих жузах. Это было смелым назначением, если учесть, что в каждом жузе был не один амбициозный султан, а несколько из потомков Чингисхана, правившие родовыми объединенями и считавшиеся «малыми ханами». Однако и они должны были считаться с популярностью и властью Верховных биев.

Толе би вышел из древнего казахского этнического объединения Уйсын, а в нем из поколения Дулат. По разным источникам, он родился и провел молодые и последние годы жизни вблизи Ташкента, в местностях Каракамыс, Акбурхан, ставших фактически династическими именими. На его воспитание и становление значительное вляние оказала фамильная традиция, вобравшая мировоззрение и культуру тюрков Великой степи. Его родословие берет начало от легендарного Майкы бия, его достойного потомка Бактияр бия, о котором в народе говорили: «Сөз бастап кетсе -шешен, ел бастап кетсе - көсем» - «Начнет говорить - трибун, начнет руководить народом - вождь».

По воле отца мальчик Толе с пяти лет пустился в «учебу» - разъезжал по регионам степи, вначале с отцом, а затем в роли «қосшы бала» - «приставного воспитанника» при опытных биях. Он быстро набирался знаний, и в освоении истории, словесности и правовой культуры народа показывал раннюю зрелость. С девяти лет, под испытующим оком своих наставников, принимал пробное участие в судебном разбирательстве и в вынесении судебных решений. В 15 лет Толе становится на самостоятельный путь судьи-бия. Успешно проходит испытание, своеобразную аккредитацию у «старцев-мудрецов», получает их “бата”- благословление. Такого рода испытание он, в частности, прошел у знаменитого в Степи ученого-старца, столетнего Анет-баба. Благословение - «бата» степных авторитетов является своеобразным ритуалом, служит и признанием юноши бием и наставлением его на будущее. По записям видного исследователя Н. Торекулова, Анет-баба просил молодого Толе бия кратко сформулировать свое жизненное кредо и Толе би ответил: «Саяқ жүрген таяқ жейді. Ынтымағы, бірлігі мықты елді жау да, дау да ала алмайды» - «Одинокий становится жертвой одиночества, народ если он един духовно и сплочен, то бессилен любой враг перед ним».

В зрелые годы Толе би говорил о себе: «Хан көзі жетпес қайғыны қашықты жатып көремін. Екі ел егес болғанда ел басын қосар төремін». - «Горе народное, которое недоступно хану, я ощущал издалека, и конфликты крупные приводил к миру». К его званию «Тобе бия» Старшего жуза порою прибавляли титул «батыра» - героя-воина. В одно время, более десяти лет, фактически правил он Ташкентом. В одном из официальных донесений того времени говорится, что Толе би в Ташкенте «больше хана владельцем почитается».

Казыбек би происходил из рода Каракесек (племени Аргын), вошел в историю казахов как один из «трех законодателей и пророков века», своим влиянием и деятельностью сыгравших выдающуюся роль в трудной судьбе казахов на рубеже XVII и XVIII веков. Правдоподобная легенда гласит, что его мать Токмейл, обладавшая завидным умом и даром ясновидения, при рождении сына изрекла: «Адалдан болар нәсібің, тіліңнен болар кәсібің» - «Судьбой начертаны тебе быть честным и честность станет благом для тебя, а дар трибуна будет твоей прфессией»!

Казыбек рос и воспитывался в традиционной степной культурной среде, где к нему относились как к одаренному ребенку: его готовили в общественные деятели, придерживающихся ценностных нравственных принципов, учили освоению устного духовного богатства народа и наследия знаменитых биев, основам и технике красноречия, овладению уроков мудрости. В материалах этого раздела книги приводится встреча Казыбек бия с Толе бием, к которому он отправился за получением его «бата» - благословления. Толе би был старше его и уже пользовался славой, известностью в стране. Вот как происходила эта их встреча. Первым обращением Толе бия к нему было: «Шырағым, бір бала әкесінен өтіп туады, бір бала әкесіне жетіп туады, енді бір бала кері кетіп туады. Сен соның қайсысың» - «Мой прелестный юноша, случается, что сын по уму и притязаниям или опережает отца, или приближается к отцу, или отстает от него. К кому из них ты себя относишь»? Казыбек би ответил:

- «Әкеме жете туған баласы болармын» - «Полагаю, родился я идущим за отцом». На это Толе би заметил:

«Өзімді солай шамалап отыр едім». - «Я предполагал, что ты так ответишь». Далее Казыбек би задал Толе бию встречные вопросы. Этот диалог между ними развивался следующим образом.

Қазыбек би: Аға алысыңыз қандай?

Төле би: Алысым жақын болды.

- Тәттіңіз қандай?

- Тәттім, сиреп барады, шырын болды.

- Несиеңіз өне ме?

- Шүкір, несием өніп жатыр.

Казыбек би: Ага (вежливая форма обращения к старшему), какова ваша даль?

- Дальнее стало близким.

- Какова ваша утоляющая сладость?

- Сладость моя редеет, становится жиже - соком.

- Стали ли задатки ваши родником вашего утешения?

- Благодарен покровителю, да задатки мои стали моим родником жизни и неиссякаемым».

Как свидетельствуют источники, этот диалог остался малопонятным для многих, которые составляли свиту Казыбек бия. По возвращении на родную землю, Казыбек би рассказывал отцу Калдыбеку содержание этой встречи. «Алысың қандай»? - деп, қос жанар көзін сұрадым. Ол: «Алысым жақын», -деп, жақыннан көретінін, жанарының тая бастағанын айтты. Мен: «Тәттіңіз қандай»? - деп, ұйқысын білмек болып едім. Ол кісі: «Тәттім сиреп барады» - деп, ұйқысының қашқанын білдірді. Мен: «Несиеңіз өне ме»? - деп, балаларының қалай күтіп қарайтынын сұрап ем. Ол кісі: «Шүкір, несием өніп жатыр» - деп, балаларының жақсы күтіп қарайтынын білдірді». - Вопросом «Какова ваша даль?» я осведомился о состоянии его зрения. Ответом «Дальнее стало близким» он дал знать, что зрение его начало сдавать. Вопросом: «Ваша утоляющая сладость?» - я имел в виду состояние его сна. Он ответом «Утоляющая сладость моя теряет ценность» - дал понять, что сон его становится редким. Вопросом: «Стали ли задатки ваши родником вашего утешения?» - Я хотел знать, проявляют ли родные дети заботу о нем. Он ответил: «Благодарен покровителю, родник мой оправдывает надежду».

Казыбек би в Среднем жузе, как Толе би в Старшем жузе, считался «самосильнейшим». В одном официальном донесении русского представителя, относящемся к 1763 году, сказано, что Казыбек бия «в Средней орде за главного судью почитают и к которому сам Абулмамбет хан, так и Аблай и прочих улусов Султаны, знатные старшины для всякого совету всегда и почти каждогодно приезжают и без его согласия ничего знатного не приемлют».

Айтеке би, имя и слава которого простирались далеко за пределами исконных территорий Младшего жуза, стал в свою эпоху легендой. Даты его рождения и места смерти установлены приблизительно, считают, что он прожил 56 лет. По данным исследователя М. Исламгалиева он похоронен в фамильном склепе в местности Нурата-тау, вблизи Самарканда. Общеизвестно, что Айтеке би был современником Толе бия и Казыбек бия, входил вместе с ними в кагорту «трех правителей дум» казахского народа в последней четверти XVII и первой половине XVIII веков. Он был по возрасту немного моложе их, и был моложе по рангу Жуза (Младший жуз), но достойным их современником по совместной службе общенациональным интересам.

Родовое объединение Торткара из Младшего жуза, к которому принадлежал Айтеке би, как и значительная часть ряда казахских родов Младшего жуза, в связи с беспрестанной борьбой за удельную власть, нередко переходящей в войны, между отпрысками властвующих династий, перемещались на юг и надолго занимали своими кочевьями эти просторы. В литературе утвердилось мнение, что Айтеке би большую часть жизни проводил в степных просторах к югу от междуречья Сырдарьи и Амударьи, на владениях Туранских государственных образований с центрами Бухара, Самарканд, Ургенч.

Прямые предки Айтеке бия пользовались известностью в Степи. Так, его предок Ораз би (1299-1385 гг.) был одним из ближайших советников основателя Туранского государства Тимур хана, сделавшего своей столицей Самарканд. Считающийся после Тимур хана и Улугбека третьим известным правителем Самарканда Жалантос приходился дедом Айтеке бию.

Айтеке получил разностороннее для своего времени образование, учился в знаменитом Медресе Улугбека и успешно его окончил, овладел рядом восточных языков - арабским, персидским и тюркским. С пяти лет проходил школу у известных златоустов-биев и в семье правителя Жалантоса. Увлекается он искусством внутреннего оформления знаменитых Самаркандских мусульманских храмов и устройством государства Тимура, Улугбека и Жалантоса. Он присутствует на приемах иностранных послов, в том числе из дальнего зарубежья.

Овладение кладезью мудрости казахских биев, искусством красноречия, соединенного с ученостью и традицией знаменитых предков, принесли Айтеке бию раннюю известность. К нему обращаются большие и малые, близкие и дальние правители родов и аульных объединений за решениями острых и застарелых конфликтов и споров, нарушающих мирную жизнь населения. За советами к нему обращаются государственные деятели, военачальники. Он становится толкователем Степных законов.

Идейные установки и мотивы жизни Айтеке бия были сходны с Толе бием и Казыбек бием. Все они своей первой и изначальной целью ставили служение народу правдой и справедливостью. Все они делили вместе со своим народом горечь поражений и радость побед. Слова Айтеке бия: «Халықтың көз жасын күннің шуағы да кептіре алмайды», - «Народные слезы не высыхают и на солнце», «Өмірім өзгенікі, өлім ғана өзімдікі», «Жизнь моя принадлежит народу, мне принадлежит только собственная смерть» - точно передают видение мира и смысл жизни трех великих биев, ставших легендами века.

Айтеке би, вместе с Толе бием, Казыбек бием составили главную опору Тауке хана, ставшего во главе Казахского государства в самое судьбоносное время для народа, испытавшего трагедию поражения и массового переселения на юг. Они были вместе с Тауке ханом и другими народными предводителями в годы поиска путей мобилизации сил народа и выхода из всеобщего политического кризиса. Крупный законодательный акт «Жеті Жарғы» принятый на всенародных съездах вблизи Туркестана и отражавший патриотическую волю масс, можно отнести к значительным подвигам в первую очередь трех пророков века - Толе бия, Казыбек бия и Айтеке бия.

Основательная встреча Толе бия, Казыбек бия и Айтеке бия и их личное знакомство, по-видимому, произошли в период работы народных съездов, периодически и часто созываемых в окрестностях Туркестана. Их беседы, логико-риторические выкладки и видение ими общих и региональных проблем, дошедшие до нас в массовой народной памяти, в большинстве случаев, надо полагать, состоялись и относятся именно к этому времени.

Толе би был старшим среди них по возрасту, по рангу жузов и по опытности. О нем говорили: «Бүтін билікке Толе би, бүкіл хандыққа Есім хан жеткен».- «Среди биев Толе би, среди ханов Есимхан достигли вершины славной власти».

 

Десять образцов судебных решений биев

Личность бия - это главный фигурант в судебных решениях в обществе казахов - кочевников. Ему верили, подчинялись его решениям, даже тогда, когда дело казалось бы, можно было решать по логике несколько в ином варианте. Бия-судью представляли как мудреца и истиноносителя, как знатока законов степи и судебных прецедентов, вошедших в историю и в сознание народа, воспринимали как посредника между тяжущимися сторонами - таково было массовое общественное убеждение. Вот что говорили русские чиновники, служившие в XIX веке в органах колониальной русской администрации в Казахстане, видевшие и знавшие последних представителей исчезавшегося сословия старых биев. «В сознании народном звание бия принадлежит тем немногим, которые отличаясь безукоризненной честностью, с природным умом соединяют глубокие познания в коренных обычаях народа. Би есть живая летопись народа, юрист или законовед его». (Козлов И.). Очень хорошо знавший быть казахов, прекрасно говоривший на казахском языке Леонтьев А. в своей книге, посвященной обычному праву казахов, приводит ряд установок - норм, определяющих суть деятельности биев - судей: «Бидің билігі - жұрттың бірлігі»-«Судебное решение бия служит единению народа»; «Билік айтқан би емес, бітім тапқан би болар» - «творящий только суд не является бием, а бием - судьей является тот, который приводит к примирению и перемирию сторон». «Много лет тому назад, - писал Крафт И., - в Степи славился своей мудростью и справедливостью один би (судья). К нему стекались из далека тяжущиеся и всегда получали суд правый и скорый… Биями считались самые умные и самые справедливые люди, и они не были представителями родовых и партийных интересов, так как их никто не выбирал. Прославится в народе кто-нибудь, как умный и правдивый человек, к нему и идут спорящие за разрешением своих дел. Во всей степи было 3 много 5 биев, и решали они дела по совести и по обычаям народа». Несколько раньше во времени, чиновник Загряжский Г, служивший 5 лет в Туркестанском крае, в состав которого входили все южные, юго-восточные регионы Казахстана, и посвятивший специальный труд «народному суду у кочевого населения, писал: «Киргиз (казах-С.З.), известный по своему уму, безукоризненной нравственности, справедливости, опытности в киргизском судопроизводстве, а следовательно и в знании киргизских обычаев, на основании которых производится суд и расправа у киргизов, именуется бием». Востоковед- ученый Словохотов А, прекрасно владевший казахским языком, служивший в г. Оренбурге, являвшемся центром управления Западной частью Казахстана, и работавший в Оренбургской ученой архивной комиссии, казахский суд биев называет «Глашатаем правды народной», «естественными посредниками спорящих сторон». Он задался целью выяснить как и каким образом здесь - среди казахского кочевого народа смогли сформироваться и существовать суды биев, которых в таком виде нет у других тюркоязычных народов Центральной Азии. Он писал: «Быт кочевника настолько точно определен, степная жизнь так резко обособлена, стоит в таком противоречий с бытом земледельца, что кочевнику - степняку нечего заимствовать от земледельца - поселянина. То, что составляет культурное богатство последнего, чем он гордиться и что создает, не подходит к условиям степной жизни привольного кочевья». Автор считает, что бии-судьи вобрали в себя все качества этого «привольного кочевья». По его мнению, би представляет «живая летопись народа, законовед народного правосознания». Другой именитый востоковед-ученый, профессор Григорьев В.В., служивший в колониальной администрации в Казахстане около десяти лет, в своих исследованиях сделал такой вывод: «Мы видим у киргиз (казахов-С.З.) такое превосходное судопроизводство и такие порядки следственного и судебного процесса, каким могут позавидовать многие издавна цивилизовавшиеся народы».

 

II

 

Бий - судьи, включая и тех, кто пользовался известностью за пределами границ родовых земель и даже своего Жуза (Степь была разделена на три Жуза - Младший, Средний и Старший), не имели при себе какого-либо аппарата или людей со специальными знаниями, кроме посыльных. И то не все. Они сами являлись и специалистами, и экспертами и оценщиками в предметной области, касающейся споров по поводу освоения природных угодий, цикла и элементов кочевого хозяйства и быта, образа жизни самих кочевников, то есть они слыли знатоками, вернее, воспитывались и проходили степную школу, чтобы быть таковыми. Познания, опыт и мудрость биев-судей ясно прослеживаются в приведенных ниже типичных образцах их судебных решений. Следует отметить, что особенно три объекта представляли, наиболее распространенные виды спорных дел. Это: конь, женщина, смерть мужчины и аруана-нар (одногорбый верблюд).

1. «Бота дауы» - «Тяжба о верблюжонке», или о том, как Толе би, ставший впоследствии знаменитым и популярным бием во всем старшем Жузе, когда шел ему двадцатый год (последняя четверть XVII века) решил сложное дело, которое не удалось решить его отцу Алибеку - опытному Бию, учившему сына своего искусству бийского судопроизводства. Суть тяжбы состояла в следующем. Двое из разных кочевых коллективов, пользовавшиеся у себя уважением, спорили и не могли выяснить свои отношения по поводу принадлежности «породистого верблюжонка» - «аруанадан туған бота». Каждый из них считал его своей и приводил доводы, которые казались убедительными. Со своим спором они решили обратиться опытному бию Алибеку и готовы были выслушать его решение. Тут произошло то, что было характерно для суда биев. Алибек би (отец Толе бия) прежде чем творить суд, т.е. до того как спорящиеся стороны должны были выполнить традиционные ритуалы - принять позу «Жүгініс», бросит свои плети - камши перед бием в знак подчинения его решению. Выслушав заявления сторон, он говорят, встал с места и объявил чтобы истец и ответчик провели 2-3 дня в ауле бия в качестве его гостей и только потом он призовет их к судебному разбирательству. Это означало, что би испытывает определенное затруднение в поисках и установлении истины в конфликтном деле и неуверенность по поводу возможности вынесения убедительного решения, основного на правде и справедливости. Такое объяснение Алибек бия, откладывающее рассмотрение дела, породило некоторое сомнение у тяжущихся сторон. Толе би, который принимал участие на этом начальном этапе представления сторонами взаимных претензий, угадал трудности, испытываемые отцом - Алибек бием. К тому же недовольство приезжих сторон было воспринято им, полным гордостью, как некоторая потеря для престижа бийского дома отца и его самого. Он принимает решение взять на себя рассмотрение этого дела и с этой целью обращается к отцу, чтобы он соизволил и уступил ему рассмотрение спорного дела. Алибек би, всегда поощрявший сына на самостоятельный выход на судебное поле, соглашается с просьбой и ставить об этом в известность истца и ответчика, просит их согласие на рассмотрение их спорного дела его сыном Толе бием. Они согласились, поскольку были уже наслышаны о нем, как о юной восходящей звезде на поле бийского судопроизводства. Толе би призвал их на суд с соблюдением традиционных правил его начала. На верблюжонка претендовали двое и каждый из них доказывал, что он принадлежит ему с рождения. Острота спора была связана с тем, что верблюжонок был особой ценности, не обычный, редкой породы, рожденной от «аруана» - от красивой, стройной и вожделивой одногорбой породистой верблюдицы, вокруг которой сложились в обществе кочевников немало легенды. Истец свое право обосновал следующим образом: его «аруана», как это бывает часто, перед родом отделилась от стада и ушла в степь, чтобы быть одной. После недельного поиска она была обнаружена в предгорной зоне, бродящей, в тревожном послеродовом состоянии. Она не находила место, уходила куда-то без цели, по ходу издавала скорбные громкие звуки, глаза были полны слез. Если бы она родила детеныша - недоноска или съели его волки, то его мать - верблюдица кружилась бы вокруг того места и не отходила бы от него далеко, временами нюхала бы лежащий труп или каждый раз возвращалась бы к местам с пятнами крови. Этого не случилось, а следовательно, с большой уверенностью истец полагал, что верблюжонка увели люди. И вот теперь, спустя несколько месяцев, он обнаружил верблюжонка в стаде ответчика, опознал его по индивидуальным породистым приметам его матери - верблюдицы, к тому и звук и взгляд его были материнские. Истец также показал, что его настоятельное обращение ответчику, чтобы он вернул верблюжонка ему - хозяину было отвергнуто им. В свою очередь, ответчик утверждал, что верблюжонок происходит от его «аруана», доказательством может служить то, что он постоянно пасется вместе и рядом с матерью, которая не отвергает его как чужака, наоборот, присматривает за ним. В свое оправдание он привел свидетелей, пастуха, следящих за стадом верблюдов. Ни один из претендентов на спорного верблюжонка не собирался уступить свое право на него.

Толе бию предстояло вынести не просто свой вердикт, а вердикт справедливый, основанный на признанной истине, с которым должны или вынуждены будут согласиться обе стороны. Показания основных участников судебного процесса и их сторонников не давали достаточного ответа для вынесения уверенного решения. Трудность заключалась в том, что ни одна сторона не собиралось уступать другой и в их обоснованиях не было заметной неправды. Животное было ценное, обладать им было заветным желанием каждого. Толе би предлагает сторонам доставить к месту суда верблюжонка и его рожениц - матерей. Интерес к бийскому суду был большой. При стечении большого круга людей из своего и соседних аулов, как это бывает в таких случаях, среди которых были и те, желающие увидеть молодого восходящего бия-судью, а также пришедшие из-за любопытства, Толе би предлагает двоим своим помощникам крепко скрутить конскими волосяными веревками ляжку задней ноги присевшего верблюжонка, так, чтобы он издавал болезненные жалобные крики. В процессе выполнения этой процедуры, у одной из верблюдицы, находившейся при этом, из глаз потекли слезы и она беспокоилась и рвалась к верблюжонку, тогда, как другая вела себя более спокойно и почти равнодушно. Толе би - судья, доверенный и избранный сторонами, тут же объявил свое решение о том, что верблюжонок происходит от «аруана»-верблюдицы, которая по естественному влечению чувств готова была заступиться за свое потомство в мучительные для последнего минуты, а ее владелец - истец является собственником спорного верблюжонка. Все присутствовавшие признали вердикт Толе бия достойнейшим и справедливым решением. И ответчик, исходивший из своего страстного желания не выпускать из своих рук такого верблюжонка, признался в том, что он действительно увел его к себе и «привил» к верблюдице, ранее потерявшей своего верблюжонка. О Толе бие в среде общественности заговорили еще больше.

2. «Сөздің атасы кім? Анасы кім?» - Судебный спор вокруг понятия: «Кто является отцом Слова, кто является матерью Слова?».

 По смыслу: «Каковы отцовские (т.е. ведущие, причинные) корни слова? Каковы материнские (т.е. следственные) корни Слова?», Эти и подобные вопросы являлись логическими упражнениями, суждения и разногласия по ним были традиционными в казахском обществе.

Они нередко приводили к серьезным осложнениям. И в этот раз к легендарному Казыбек бию обратились две группы лиц из торгового каравана, останавливавшегося на отдых в районе аула бия. Узнав, что в этом аульном стойбище живет известный во всем регионе Казыбек би, они решили обратиться к нему за разрешением разногласий, разделивших торговцев на две группы и вызвавших определенное обострение их отношений. На стороне одной группы оказались в основном узбеки, а на другой стороне второй группы в основном казахи. Они разошлись в ответах на вопросы «Сөздің атасы кім, анасы кім?» - дословно «каковы отцовские корни Слова и каковы материнские кони Слова?» Узбекская группа настаивала на том, что целью - отцом Слова является ислам, а матерью Слова - вера в ислам. Поэтому они утверждали, что Слово должно служить получению барыша, а следовательно, отцом Слова являются манаты (деньги), а способом их добывания т.е. матерью Слова - это торговля. Казахская группа навязывала другую трактовку. По ее мнению, отцом Слова является би, а матерью Слова является красноречие. Этот спор, по заявлениям сторон, принял опасную форму не только раздора и разрушения единства торгового коллектива, но и близкую к физической схватке между двумя группами. Рассказчики говорят, что Казыбек би серьезно задумался и даже несколько задержался с ответом, потом только произнес свой ответ, равносильный постановлению рекомендательного характера: «Сөздің атасы - бірлік, сөздің анасы шындық» - дословно: - «Отцом слова является единство, а матерью Слова является истина», т.е. по смыслу: Слова преследуют цели достижения единения в социуме, а оно достижимо, если в его основе лежит истина, т.е. правда и справедливость. Спорящиеся стороны остались весьма довольными ответами Казыбек бия. Войдя в дом бия «противниками» они вышли из него «друзьями».

«Бір әйелге екі еркектің таласы» - «Два претендента на одну женщину».

 Этот случай описан русским чиновником Крафт И. в конце XIX века по рассказам казахов западной части Степного края. Ему рассказывали, что «Много лет тому назад, к бию-судье явились двое мужчин, и они привели одну женщину». Один из мужчин был грамотным по меркам того времени, а всякий грамотный выдавал себя за муллу, служил при родоправителе письмоводителем и переводчиком во время посещения его ставки посланцами из Бухары и из России. А второй был неграмотным прислугой при правителе. Женщина была одинокой и приятной по наружности, также служила при дворе. Спорящие мужчины и каждый из них, претендовал на нее, а ее мнения не спрашивали. Они обратились к бию за его судом. Как предписывалось правилами бийского судопроизводства, обе стороны выполнили предварительные ритуалы о безоговорочном признании решения, которое вынесет би-судья. Истцы и каждый из них приводили доводы и доказательства о принадлежности женщины только ему. Би выслушав их, просит оставить женщину при нем на три дня и прийти за его решением по истечении этого срока. После ухода мужчин, би стал следить за женщиной как она убирает комнаты его дома и как готовить пищу и подает на стол. Би заметил, что она умеет убирать письменные приборы, разбирается в нестепной кухне и пытается нравиться более «культурному». Из этого би делает твердый вывод о том, что она имела навыки бывать у грамотного мужчины, освоившего некоторые бытовые привычки другой, не кочевой среды. Вердикт бия с обоснованиями, объявленный после истечения трехдневного срока ожидания, был признан справедливым посредниками обеих сторон».

“Жорға дауы” - “Спор об иноходце”.

 Описывают, что Сырым би (Младший жуз XVIII в.) отличался большой наблюдательностью, не раз избирался по выбору сторон «Төбе бием” - «Старшим бием» на сложных судебных процессах. Однажды к нему обратились двое: один из них был однородичем и близким родственником самого бия, а другой происходил из дальних родов, имел титул местного бия. Предложение обратиться за разрешением спорного дела именно Срым бию (впоследствии был руководителем народного восстания) исходил от истца-местного обедневшего бия, хотя знал, что Срым би приходиться родственником к ответчику. Бийский суд был тем и популярен, что бий такого ранга, как Срым би, остается верным постулату биев: «Тура биде туған жоқ» - «У справедливого бия не бывает родственника». Суть спорного дела: как заявил бий-истец, на скачках по случаю памяти одного известного местного деятеля, его иноходец занял призовое место и был признан знатоками лошадей особо породистым и перспективным. Этот иноходец имел навыки пастись в стороне от табуна и возвращался к ночному стойбищу позже, а иногда оставался на пастбище. Однажды он потерял его след и не вернулся к табуну. Это было два года тому назад. Недавно на скачках на стойбищах племени Алим-улы, будучи в гостях, узнал своего иноходца, участвовавшего на этом празднике по манере бега и выброса задних ног, по внешнему покрову. Новый владелец отказывается вернуть ему его лошадь. Ответчик, он же фактический владелец иноходца, не скрывал правду и объяснил: в дали от аула истца-бия, где вовсе не паслись его табуны обнаружил израненную волками, обессиленную лошадь и, найдя ее стройной по телосложению и зорким взглядам, ухаживал за нею. Она оказалась настоящим иноходцем. Он обосновал свое право на нее древними законами кипчаков-казахов о том, что «Жұртта қалған жұрттікі» - «Оставленные на стоянках принадлежат всем». Иноходец отбился от табуна по своему привычному образу и по вине самого истца, не приучавшего его быть в табуне. По заявлению ответчика, он обнаружил иноходца на чужих пастбищных направлениях, освоенных другими родовыми подразделениями, к которым принадлежал он, а следовательно в данном случае действует и другая норма поведенческих отношений: «Адасқан малдың түбі екі жыл» - по смыслу: «Для заблудившегося животного срок давности два года». Ответчик в своих показаниях демонстрировал свое познание в казахских законах «Жарғы» и доказывал, что он не обязан вернуть иноходца нерадивому хозяину. Судья - Срым би был более знатоком, глубоким толкователем норм законов - казахского права «Жарғы». Он произнес риторическую речь, которая сводилась к тому, что имеется главенствующая норма, гласящая «Тапқан қуанады, таныған алады» - «Нашедший радуется, познавший получает». Дополнением к ней служит другая обычно-правовая норма: «Тапқан - ие, таныған иесі» - дословно: «Нашедший вещи владелец, а познавший свою вещь - хозяин». Эта норма покрывает все другие частные нормы, но вопросы ответственности сторон при этом решаются отдельно. Срым бий принимает альтернативное решение:

а) иноходец передается от ответчика-бия к его первовладельцу с условием, что последний возмещает ответчику материальные издержки лечения, содержания и подготовки к скачкам спорной лошади в течение двух лет, а за также моральные издержки ответчика, связанные с его расставанием с иноходцем, ставшим за эти годы частью его личной жизни:

б) возмещение было определено в размере 4-х призовых наград на скачках скакунов, проводимых два раза в течение одного года, что было равно к стоимости двадцати голов 3-х летних лошадей. (Каждый приз составлял 5 голов лошади). При этом бий исходил из того, что будь иноходец здоров мог бы выиграть за два года четыре приза;

в) или иноходец остается у ответчика, тогда он уплачивает истцу штраф в размере стоимости двух призов - десять трехлетних лошадей.

Хозяин иноходца, будучи не состоятельным, к тому и полагая, что восстановить силу и скорость иноходца на прежнем уровне потребуют время и затраты, соглашается уступить его местному бию - ответчику на оговоренных бием-судьей условиях, что было засвидетельствовано при публике. Решение судьи присутствующими, массой любопытных и сторонами было воспринято как справедливое и единственно возможное.

Считается судебным прецедентом «Таңбалы ат туяғынан» - дословно «У знаковой лошади и копыта подает знаки» - по смыслу: «Нормальная лошадь дает знать о себе своим телодвижением».

 В народе существуют разные варианты этого судебного решения, приписываемые разным биям, но все они одного содержания. Бию обратились двое и каждый заявлял, что конь принадлежит только ему. Тот и другой никаких свидетельств и доказательств в свою пользу не имели и не предоставляли. По одному варианту, спорившиеся явились молодому восходящему бию из-за зависти с намерением провалить его в глазах общественности. По другому варианту, они были благожелателями, но хотели испытать бия и закалить его опытами. Би-судья, говорят предчувствовал, что спорящиеся имеют определенные умысли и хотел продемонстрировать свое знание и умение решать подобных дел. Он проводит три этапа познания лошади. Спорного коня помещает рядом с несколькими лошадьми такой же масти и покрова тела как спорная лошадь, и просит их указать на своего коня. Стороны без ошибочно находят и указывают на спорного коня. Другой раз на всех лошадей накладывает попоны, покрывающие и голову, оставляющие открытыми ног лошадей. Би призывает спорящих мужчин познать своего коня по ногам. И оба претендента безошибочно находят своего коня. Третий раз би-судья предлагает тяжущимся по очереди подойти ближе к лошадям, познав своего на миг подержать его за уздечку. Би, наблюдавший все это публично выносит свое решение с объявлением одного из спорящих сторон истинным владельцем лошади, а другого наказывает штрафом за нечистосердечность и ложное показание. Такому решению би-судья пришел следующим образом. В первых двух случаях он заметил малоуловимую реакцию лошади на одного из мужчин, когда он проходил мимо ее, но по ней нельзя было сделать определенный вывод. В третий раз, когда мужчины вплотную приблизились к познанной лошади и подержали за ее уздечки, на одного из них лошадь реагировала ласковым взглядом и чуть смягчив приподнял копыто одной ноги. Из своего совокупного наблюдения би сделал совершенно правильный вывод.

Это решение безимянного судьи стало судебным прецедентом под названием «Таңбалы ат тұяғынан» - «У знаковой лошади и копыта подает знак».

«Елін тапқан нар дауы» - «Спор об одногорбом породистом верблюде, вернувшимся на Родину».

 Эта легенда о решении Айтеке бия была записана в Кзыл-ординской области в 1962 году. По рассказам можно предполагать, что судебное дело возникло в конце XVII или в начале XVIII века - именно к этому времени относится популярность Айтеке бия, решением которого оно завершилось. Некий любитель разводить аруана-одногорбых верблюдов чистой породы, именуемых «нарами», проживавший на долине р.Сыр-Дарьи продал одну верблюдицу-нара в далекую Туркмению. Спустя два года эта верблюдица вернулась к своему хозяину, преодолев значительное расстояние, равное недельному переходу - около пятисот верст с водной преградой. Этот переход происходил с драматическими событиями. Казахские кочевники-скотоводы хорошо знали особые нравы подобных пород верблюдов - наров. Их самки, привыкают к своему родному стойбищу и хозяину настолько, что на чужбине они с трудом адаптируются и нередко возвращаются к своему аулу, как говорят в народе, чтобы только умереть на своей родной земле. Такое случилось и с проданной на чужбину наром-верблюдицей. Новый хозяин, усмотревший непривычное ее страдальческое поведение, в первый год, ставшей беременной, установил постоянное наблюдение и надзор. Было известно, что верблюдица такой породы никогда не уходит с поле в одиночку в периоды беременности и сильно привязана к верблюжонку. Но однажды ночью, когда несколько подрос и окреп верблюжонок, аруана вместе со своим потомком покинула нового хозяина и пустилась в сторону своего родословного стойбища. По пути их догнал гонец и когда он накинул на голову верблюжонка сеть и последний начал издавать голос помощи, аруана растоптала всадника-гонца, освободив из плена верблюжонка и вместе со своим «бота» - верблюжонком скрылась. Но им надо было по пути переплыть на другую сторону широкой реки. Верблюжонок вступив в воду, пройдя небольшого участка реки, из-за страха не стал следовать за матерью, вернулся обратно на берег. Аруана, вернувшаяся вслед за верблюжонком обратно на берег, чувствовала (по отдаленным звукам) приближение группы гонцов, и когда ее неоднократные попытки заставить верблюжонка переплыть реку не удались, она мощным ударом ноги свалила верблюжонка и растоптала на смерть, чтобы тот не достался гонцам. Затем она переправилась на другой берег и скоро оказалась на родной земле. Этот случай обострил отношения соседей - туркмен и казахов. Туркмены требовали возвращения им Аруана, оплату куна за смерть гонца и ответственности за гибель верблюжонка, поскольку, по их словам эти драматические случаи произошли на территории казахов, да и совершены они верблюдицей-аруана, имевшей намерение возвратиться на свою Родину, а следовательно «ее Родина» также должна нести ответственность. Казахская сторона предъявляла свои претензии и отказывалась выполнить требования туркмен. Спор разрастался настолько, что он мог привести к «малой войне» между туркменскими и казахскими родами. Долгое время решение, удовлетворяющее обе стороны не было найдено. В конце-концов они выбрали главной судьей - «Төбе бием» Айтеке бия, наиболее популярного не только в Юго-Западных регионах Казахстана, но и в других соседних землях.

Айтеке би, желая угомонить разгоряченную публику, просил ответить представителей сторон, а в начале представляющих их интересов старших биев, а потом владельцев «аруана», собравшихся, на следующие вопросы:

 а) “Ұрлық жоқ, зорлық жоқ, қорлық жоқ жерде қандай айып түрлері болады? ” - “Какое может быть наказание там, где нет воровства, засилия и издевательства?”,

б) “Еліне қайтқан ерге кім борышты? Жеріне сағынышпен қайтқан нарға кім борышты?” - “Кто считается в долгу перед вернувшимся в свой дом ополченца, оставив чужбину? А если нар, повторил подвиг мужского пола какое наказание следует ему?”;

 в)“Нар тәуекел” басында үлгі болып нардан қалды ма, адамнан қалды ма?” - “Распространенное понятие “Рискует как нар” исходит от действия самого нара или от человека?”,

г) “Ұрпағын жауға қымай өлімге қиса кім жауапты?”- Какова виновность родителя, предпочитавшего смерть своемому потомку, чем страдание в плену на чужбине?”

Айтеке би своим обращением к массе и участникам судебного процесса, собравшего много людей, выслушав их суждения с акцентом одобрения действий нара, не только смог снять напряжение в спорах сторон. Ему удалось осуществить задуманное: он хотел вызвать и возродить чувство сострадания к животному, осмелившемуся вернутся на свою родину, жертвуя своим верблюжонком. Послушав суждения масс, ответы и выступления представителей спорящих сторон Айтеке би объявил свое решение, в основном согласованное «тобе биям» - «старшими биями» сторон:

 а) первовладелец аруана оставляет нара у себя с уплатой туркменской стороне ее продажную стоимость:

б) учитывая то, что аруана-нар потерпела страдание из-за потери верблюжонка и на восстановление ее прежней продажной силы потребуется затрата, равная половине своей прежней оценки, каковая вычитывается из общей суммы оплаты туркменам, в) смерть гонца и гибель верблюжонка от породистых предков, происшедшие в Степи - предначертание судьбы. Айтеке би, говорят, заключил свое решение словами: «аруана” заслужила желанной жизни и она своим поведением только сблизила родственные народы». Это решение бия положило конец длительному спору.

7. «Кұланнан туған бесті жүйрік ат дауы» - «Спор о пятилетнем скакуне, рожденным от дикой лошади».

 Обстоятельство дела: жеребец преследуя породистую кобылу, которой шел третий год («құнажын байтал»), выгнал ее из табуна лошадей и оставил одну в поле. Скитаясь по степи, она присоединилась к проходящему стаду куланов (диких лошадей) и вынесла жеребенка. Однажды табунщик лошадей, принадлежавших богатому коневладельцу застал в степи кобылу и жеребенка в табуне куланов, бросавшихся в бегство при виде табунщика и табуна его лошадей. Вместе с дикими лошадьми (куланами) ушла и кобылица, оставив детеныша-жеребенка в поле. Жеребенок был убран табунщиком и богатый хозяин традиционным способом «пристроил» его к одной матке-кобыле («биеге теліп жіберу»), которая и приняла как своего родного. В пятилетнем возрасте бывший жеребенок становиться неоднократным призером на скачках. Однажды один из посетителей соревнований скакунов обратился к хозяину скакуна со словами: «Мынау менің жылқымнан шыққан ат. Мұның менің жылқым екендігін сүйегінен таныдым. Атты қайдан алдың?» - «Этот скакун родом от моей лошади. Я его познаю по скелету и другим, присущим только ему индивидуальным приметам. Откуда у тебя эта лошадь?». Владелец скакуна ответил: «Өз жылқымның баласы. Өз биемнен туған. Ел біледі» -«Он родом из моего табуна - от кобылы, принадлежащей мне. Это могут подтвердить все однородичи». Ни одна из сторон не уступала другой, утверждая, что пятилетний скакун - это ее собственность. Дело разрасталось в большой конфликт. Было сторонами решено обратиться за судом к известному в регионе Актайлак бию (1742-1838гг.), который послушав доводы сторон, не найдя перевеса доказательств ни у одной из них, предложил им «Мамыр айында, қой қоздағанда келіңдер» - «Приходите в период окота баранов весной - в мае месяце», тогда и скажу свое решение. Так и было сделано. Сотни ягнят находились в огороженном кругу. Актайлак би, указав на одну овцу среди табуна возвращающихся от пастбища баранов к своим ягнятам, чтобы кормить их молоком, сказал претенденту на скакуна: «выберите одну овцу из табуна баранов и по ее приметам найдите ее ягненка среди многих, содержащихся в отдельном кругу, и приведите его к своей матери-овце. Тот подробно изучил все индивидуальные приметы овцы, случайно выбранной из стада и не торопясь перебирал один за другим ягнят и выбрав из них одного привел его к овце. Стоило это сделать как овца понюхав ягненка, узнала его и издав звук одобрения, стала кормить. Тут же Актайлак би огласил свое решение в пользу претендента, но сказал: «Бұл ат иесінің енесінен қалған жас құлынды биесіне теліп, өлтірмей мал қылып асырап, қәзір міне бәйге ат болды. Мұның еңбегі зор. Сондықтан асыл аттың басын жеті бестіге кесем. Аттың иесі, сен, аттың жарым бағасын төле де атыңды ал, болмаса атты иеленіп жүрген кісіден жарым басын ал да, сонымен бітісіңдер» - «Спорная лошадь, будучи жеребенком, оставшись в свое время в поле в одиночестве, выжила и стала затем призером на скачках из-за заботы его владельца, который несомненно имеет заслугу. Стоимость скакуна оцениваю в пять пятилетних лошадей. А ты, претендент, уплати половину стоимости и забирай скакуна, а если нет, то забирает его владелец, уплатив половину его стоимости». Такое решение Актайлак бия было принято всеми присутствующими справедливым.

8. «Бала дауы» - «Спор о ребенке».

 В конфликтных ситуациях, ставших разбирательством в судах биев, порою поиски истины обычными, традиционно-процессуальными приемами могут не дать желаемого результата или могут вовсе оказаться неприменимы. В таких случаях, смотря по обстоятельствам, применялись иногда приемы психологического воздействия на сторон, имеющих притязания. Историческая память народа сохранила один из таких случаев, связанный с именем легендарного Казыбек бия (1667-1763), судебное искусство которого было известно во всей обширной казахской степи. К нему обратились из дальних аулов две женщины, каждая из которых претендовала на ребенка. Одна говорила: - Я потеряла своего ребенка еще маленьким, а сейчас нашла у этой женщины, но она его не отдает мне. Другая оспаривала ее притязание и говорила, что сама родила ребенка. Ни одна из сторон не представляла ни свидетелей и сколько - нибудь убедительных доказательств. Казыбек би после некоторого раздумья велел матерям поставить ребенка между собой, взять его за руки и решительным голосом произнес: - Если вы добровольно не хотите сознаться кто из вас настоящая мать ребенка и каждая из вас не представляет свою жизнь без тела и духа ребенка, я разделяю ребенка пополам, чтобы достался каждый из вас вечный образ ребенка, похороненного вблизи вашего жилища. С этим словами Казыбек би вытащил из ножны блестящую стальную саблю и «серьезно» готовился исполнить свое намерение. В тот момент та женщина, которая твердила, что она родила ребенка, проговорила: - пусть хотя бы половина ребенка станет моей. Другая с плачем закричала:- ой-бай, би! не рубите ребенка, я уступаю ей ребенка, где бы не был он лишь был жив. И она прикрыла ребенка своим телом, умоляя бия только не делать этого. Казыбек би отступил перед умоляющей просьбы этой женщины, вернулся к своему месту и объявил свое решение: Родная мать не желает смерти своему дитя. Ребенок бесспорно принадлежит женщине, настаивавшей не «рубить пополам» его. Такова было его мудрое постановление, известие о котором со скоростью ветра облетело всю степь.

9. “Ұрғашы түлкі дауы” - “Спор о лисице - самке”.

К Айтеке бию (1682-1766) явились два пожилых охотника, которые спорили из-за лисицы и каждый претендовал на нее. «Сынок рассуди, - обратились они. Первый сказал: - я стерег ее в районе ее норы с самого начала лета, дожидаясь, пока у лисицы вырастает добротная шерсть. Такое время наступить только через месяц. Он, то есть второй охотник в том же районе, но вдалеке от норы пристрелил ее. В свою очередь второй сказал: - я выследил ее по следам, и добыл бродящую лисицу, значит, лисица принадлежит мне. Тут сделаем небольшое отступление. Айтеке би входил в первую тройку самых известных и мудрейших биев - судей XVII-XVIII веков. О нем, также как о Толе бие и Казыбек бие бытует в народе, а также в записях путешественников, востоковедов и национальной элиты прошлых веков немало ценных сказов и сведений, в том числе принадлежащих ему об оригинальных судебных решениях. И в этом случае проявилась его природная ориентированность. После уточнения всех деталей, осмотрев труп лисицы, огласил свое решение: - Если бы лиса была бы самцом, то он принадлежал бы тому, кто выследил его и добыл, ибо самец любить бродящую жизнь. Но, поскольку лиса-самка, то она принадлежит тому, кто стерег нору, так как она не отходить в даль от норы бережет свою нору, а самец бродит по степи. Не только посторонние, но и сами охотники, сказывают, были, восхищены самой логикой и обоснованием бием своего решения и разошлись, поблагодарив друг друга.

10. «Шідер ат сақтайды, ат ер сақтайды, ер ел сақтайды» - «Тренога бережет коня, конь бережет мужчину, а мужчина бережет свое сообщество».

 Толе бию привели вора за кражу треноги (шідер), пойманного при попытке снять ее с ног коня, пасшегося вблизи юрты скотовладельца и просили бия определить ему наказание по законам предков. Чтобы понять смысл бийского решения по этому делу следует сказать следующее. Лошади (кони) в обществе и ханстве казахов относились к категории особо ценимых и охраняемых животных. Кража, угон, захват лошадей, нанесение им телесных повреждений злоумышленниками строго преследовались Степными законами. Они считались наиболее мощным средством при защите от внешних врагов, да и представляли наиболее подвижное удобное средство для верховой езды и передвижения. В законах Есим хана (XVI-XVII вв.), Тауке хана (XVII-XVIII вв.) ответственность за умерщвление коня проходит второй строкой после смерти мужчины. Интересно и то, что казахское право “Жарғы” не связывает размер штрафных санкций со стоимостью лошади, а оставляет его определение на рассмотрение бия, в зависимости от вида и класса лошади. Вернемся теперь к предмету рассмотрению Толе бием указанной жалобы. Треноги, ограничивающие движение лошади у кочевников казахов различались на несколько видов: «тұсау», когда стреножены обе передние ноги; «өре» - две параллельные ноги - одна передняя, другая - задняя ноги; «шал шөре» - две ноги на крест: одна передняя, другая задняя; «шідер» - две передние и одна задняя нога. В данном деле речь идет о попытке похищения «шідер» - треножника. Дело в том, что «шідер» изготавливался из крученого ремня и толстой веревки, скрученной из конских волос, что стоило дорого. «Шідер» применялся как правило, для удержания и охраны наиболее ценимой лошади. Толе би, выслушав показания вора и свидетелей, как описывается в источниках, «он долго сидел как бы задумавшись над решением, казалось бы простого дела». Би объявляет свое решение: виновный в воровстве должен надеть треноги тремя концами на три лошади так, чтобы у каждой стреножено было по одной задней ноге. Затем он должен погнать этих лошадей в разные стороны. Если при этом тренога порвется и освободиться от нее хотя бы одна из лошадей, то вор освобождается от ответственности вообще. Тренога оказалась настолько прочной, что она удерживала всех трех лошадей. Тогда Толе би обращается к тяжущемся: Вор должен уплатить “служебную” стоимость треноги, исчисляемую из того, что “Шідер ат сақтайды, ат ер сақтайды, ер ел сақтайды”-“Тренога бережет коня? Конь бережет мужчину, а мужчина бережет свое сообщество”. Исходя из этого принципа, а также из опыта демонстранции прочности силы треноги, би сделал вывод о том, что «Бұл шідер - үш ер» - дословно: «Это тренога олицетворяет трех мужчин», а по смыслу: Шідер - тренога по силе равна трем силачам, а следовательно вор уплачивает штраф (аип) - три пятилетние лошади». Решение бия и его логика обоснования меры наказания удивили мирян.

Зиманов С.З., академик НАН РК

другие статьи

Чат-бот
Нашли ошибку?
Нашли ошибку?
Страница
https://www.soyle.kz/article/view
Ваше имя
Почта или телефон
Пожалуйста опишите вашу проблему или идею
прикрепить файл
отправить
Спасибо за обратную связь!